Нехитрый отвлекающий приём сработал. Девочки вернули мне мины, которые я тут же на их глазах уничтожил, чем несколько их успокоил, и принялись строить планы операции прикрытия.
На балу ко мне «приклеилась» (другого слова не подберёшь) дочь виконта Кобленц высокородная Кларисса. Смотрелась наша пара довольно забавно, с учетом того, что она была старше меня на двенадцать лет и выше сантиметров на двадцать пять. Я предположил, что кроме задачи не выпускать меня из виду, она (по собственной инициативе или нет — не знаю) ещё и захочет поставить меня в идиотское положение, и не ошибся.
Уже третьими людьми, к которым мы подошли (после её родителей и высокородного виконта Кёльнского) стала пара одарённых нетитулованных, которые (вот неожиданно-то) торговали накопителями. Они с ходу предложили мне выкупать всю энергию, которую может дать мой алтарный камень за полтора миллиона («Вы только вдумайтесь в эту цифру, первородный — целых полтора миллиона») золотых соверенов. Конечно, всерьёз заполучить эту энергию за такие деньги они не рассчитывали — хотя бы потому, что мой кошелёк был в надёжных руках управляющего и Марии (про надёжность тёти Жаннетт я лучше скромно умолчу). Но если бы я при свидетелях произнёс слово, то управляющему пришлось бы платить серьёзные отступные этим господам. Я запомнил их имена: Джон де-Лонг и Фрэнк де-Лонг. К счастью, после моего встречного предложения к Фрэнку де-Лонг продать мне немного глупости, для того, чтобы я смог согласиться на предложенную ими сделку, поспешно откланялись. Как-то незаметно для меня собравшиеся вокруг нас гости, дружно расхохотались.
После этого я избавился от опёки высокородной Клариссы и вовсю развлекался с детьми. Когда наступил момент детям покинуть бал я дисциплинированно пошёл со всеми (хотя вполне мог и остаться, правила этикета в отношении людей моего статуса это позволяли).
В этот раз к подземельям замка Кобленц я продвигался в одиночку. Митрич обещал прибыть по первому зову, но сейчас рядом его не было, поскольку я хотел проверить эффективность моей защиты против обычного, не усиленного удара кикиморы.
Подойдя к знаку, оставленному Митричем для обозначения границу между его владениями и территорией кикиморы, я остановился. Надо было ещё раз всё проверить. и подождать её появления. В этот момент я услышал какой-то шорох за спиной. Резко развернувшись, я замер в ступоре, обнаружив маленькую сгорбленную старушку с очень длинным и острым носом. Голова её была повязана серым платком. Одежда представляла из себя рубище серого цвета. Худые костлявые руки заканчивались непропорционально длинными пальцами с длиннющими когтями (ногтями ЭТО назвать было затруднительно). Ноги — трёхпалые, один в один куриные, если не обращать внимание на несколько больший их размер.
Всё это я осознал в один миг, но главное — она стояла ЗА пределами своих владений и этим шансом нельзя было не воспользоваться. Я позвал Митрича и тот появился… только вот ещё дальше от меня. Кикимора засмеялась кудахчущим смехом:
— Что, съел? Думали кикимору на кривой козе объехать? А кикимора вам всем нос утёрла. Что пялишься? — Это она уже мне. — Думаешь, метку поставили, так и всё, в безопасности? А метку и передвинуть недолго. А сейчас я тебя…
Тут Митрич бросился к кикиморе. Но та, даже не поворачиваясь к нему, сделала в его направлении какой-то пасс рукой и Митрич со стоном повалился на пол.
— Что, чувствуешь свой смертный час, чадушко? — Даже как-то ласково спросила меня кикимора. Давненько я кровушки человеческой не пивала. Ух напьюсь вволю!
Да она попросту пугает меня. Но зачем?
— Боишшьсся? Правильно делаешь, что боишься. А ты в ножке кикиморе упади, умоляй её жизнь твою никчемную сохранить, может кикимора и смилостивится, оставит тебя служить себе. — Тут она взмахнула рукой по направлению ко мне и амулеты, взятые мною из замка Тодт и призванные защитить меня от кикиморы, одновременно разрушились. Ну и силища! Кикимора ещё раз взмахнула рукой и моё сердце как будто сжало клещами. от невыносимой боли я со стоном повалился на пол. Кикимора тут же оказалось вплотную ко мне:
— Что, чадушко, больно? А ты умоляй кикимору, может и смилостивится она.
Боль, страх, злость смешались во мне в причудливый коктейль. Как смеет эта ничтожная тварь так издеваться надо мной?! Взревев что-то неразборчивое, я с неизвестно откуда взявшимися силами ринулся на кикимору, желая, если и не уничтожить её, то хотя бы умереть в бою, а не скрючившись у её ног.
Внезапно меня как будто обдало потоком холодного воздуха и я впечатался в стену. Тут же обернувшись, я попытался оценить обстановку, в которой произошли разительные изменения.
Каким-то образом я оказался вплотную к уже оклемавшемуся Митричу, причём вместе с кикиморой! И сейчас между ними шёл бой, в котором Митрич явно побеждал. Вот он крутанулся вокруг своей оси и ударил ладонями в пол. Кикимора в тот же миг оказалась как будто под ударом громадного невидимого молота — её расплющило в лепёшку. Митрич вскочил и побежал к ней. Однако тварь оказалась сильнее, чем он думал — вмиг превратившись в змею, она скользнула за, как я понял, границу своих владений, где и восстала в прежнем виде. Единственным трофеем Митрича оказались её ноги — вместо них у кикиморы теперь была лишь клубящаяся дымка. Кикимора закричала:
— Ну иди, иди ко мне, дурак плешивый! Уж я тебя за свои ножки приголублю. уж я тебя так располосую, что вовек не соберёшься. А ты, чадушко, — обратилась она уже ко мне, — помни, попадёшься — лёгкой смерти не жди! — С этими словами она исчезла.
Митрич выдохнул:
— Ушла, зараза. Ладно, пошли и мы.
Он взял ноги кикиморы и мы медленно, стараясь не потревожить свои раны, направились в уже знакомую мне комнату. Там я кинул на себя два лечебных заклинания — одно исправило последствия моего «свидания» со стеной, а другое — привело в относительный порядок немного разбалансированную энергетическую систему организма. Общеукрепляющее уже использовать не стал — не потому, что не мог (для лечебных заклинаний можно использовать не только резерв, но и энергию накопителя), просто никаких схваток сегодня уже не планировалось, поэтому я лучше восстановлю силы путём соприкосновения щеки с подушкой.
Митрич, похоже, тоже подлечился, потому что выглядел уже гораздо бодрее:
— Здорово ты её подловил! Как выкинул, как шмякнул! Я вот только оплошал, не ожидал такого. Ты об этом говорил, когда намекал, что сможешь её вытянуть? Как же я оплошал-то так?
Слушая домового, я пытался сам для себя понять — что же я такое сделал. И, наконец, понял. В момент величайшего душевного напряжения я снова смог открыть доступ на план пространства и переместился вместе с кикиморой. А то, что перемещение произошло в правильном направлении и то, что по пути я ничего не задел — чистое везение. Естественно, этого я Митричу говорить не стал. Посидев ещё немного, я прервал его причитания и постарался успокоить тем, что тварь оказалась чересчур сильной. В качестве доказательства я продемонстрировал разрушенные её силой защитные амулеты. Митрич проникся и пообещал, что усилит защиту границы. Лапы кикиморы он отдал мне, сказав, что из них хорошие артефакты получиться могут.
Митрич проверил дорогу и сообщил, что на пути в свои комнаты я никого не встречу. Попрощавшись с домовым, я направил свои стопы к кровати и уже через несколько минут зашёл в гостиную своих покоев. На столе в гостиной меня ожидал давно остывший чай. Очевидно, моя ночная прогулка перестала быть тайной для Кобленцев
С утра в гостиной меня опять ждал высокородный Фриц, граф Кобленц.
— Как нехорошо, молодой человек. Вас же просили не бегать по замку, а Вы тут устраиваете какие-то непонятные тёмные дела. Это вряд ли совместимо со Вашим положением.
— Помните анекдот про белого ребёнка и чёрную овцу, высокородный Фриц? И кстати, возьмите, — я протянул ему пергамент с клятвой о чистоте моих помыслов в отношении рода Кобленц. Клятва стандартная, однако, заверенная вчера в храме, приобретала особую силу. Граф развернул пергамент и вчитался в строки клятвы. На его лице я увидел настоящее изумление. Чтобы прочесть три строчки ему понадобилось несколько минут. Наконец, граф свернул пергамент, встал и поклонился.